И снова поезд, только уже изнутри. Пустые коридоры вагонов, грязные двери, болтающиеся и стучащие на ходу. В тамбурах воняет сигаретным дымом; эта вонь смешивается с холодным запахом декабрьского ветра, пробивающегося в щели и кисловато-горьким запахом медленно остывающего титана.

С другой стороны вагона - то же самое, только запах титана исчезает и появляется едва слышный, но вполне различимый туалетный душок. А дальше - то же самое. Холодок тамбура, скрипучая дверь, пляшущая на ходу и лязгающая межвагонная площадка (в щель видна стремительно убегающая серо-бурая лента полотна), снова дверь, купе.

В купе лежат спящие. Сейчас это не люди, а куски плоти - храпящей, ворочающейся с боку на бок и что-то бормочущей во сне плоти. Едва горит слабое ночное освещение, под ногами хрустит грязный ковёр. А за окнами мелькают поля и перелески, весь мир медленно пробуждается. Поезд гонится за встающим вдалеке солнцем, мальчишка-пастух гонит коров на водопой - в какой-то далёкой деревне уже наступило утро. В этом поезде оно наступит не скоро, лишь через несколько часов - когда эти брёвна плоти начнут оживать, стряхивать с себя сонное оцепенение откидывать пахнущие дезинфекцией тонкие шерстяные одеяла и заниматься своими делами: разводить сухую вермишель кипятком к завтраку, собираться на выход, коротать время до своей станции беседой с соседом или читая журнал, купленный в вокзальном ларьке. Это будет позже, а сейчас - сумерки, тишина и лишь слышатся периодические всхлипы какого-то беспокойного ребёнка, которому снится кошмар.

заглянуть в вагон