читать дальше
Жили мы втроем - я, мать и бабушка, её мама. Сразу оговорюсь, я никогда, кроме как, в детстве, не говорил слово "мама" про свою мать, и сейчас я не могу употреблять это слово, так как применимо к данному человеку оно не отражает тот смысл, которое я в него вкладываю. Это как называть ночь днём, а зелёное - синим. Мать, матушка, изредка - маман, вот так я называл свою родительницу в третьем лице. Позднее мне это припомнили, но об этом дальше.
Итак, жили мы втроём. Отец мой погиб незадолго до моего рождения. Я был желанным, поздним и единственным ребёнком, и в раннем детстве меня баловали, как только могли. Своё детство я помню очень плохо, и кроме того, я тогда мало что понимал. В подростковом возрасте понимание ситуации тоже не пришло, я тогда даже не знал такое слово, как "гиперопека", и чем это чревато. Так как моя маман тоже родилась в сложной семье, и её мать её откровенно не любила (вся любовь доставалась её брату), она, по всей видимости, решила излить на меня всю ту любовь и заботу, которую ей в её детстве недодали. И как человеку советского воспитания, ей было совершенно невдомёк, что родительская любовь тоже может быть опасной и токсичной. Да и методы воспитания в духе "сегодня ты мне угождаешь, и потому получишь подарок, но завтра ты не будешь слушаться, и я пригрожу отправить тебя в детский дом, и даже начну показательно собирать твои вещи, чтобы в дальнейшем неповадно было" вовсе не предписываются педагогами. Но так думать я начал позднее. А в детстве и отрочестве мне активно прививалась мысль, что мир враждебен и опасен, и мучительная смерть подстерегает любого за каждым углом. Падение снега с крыши, пьяные хулиганы, наркоманы и наркоторговцы, воры, грабители и убийцы, подпольные торговцы органами, шантажисты, маньяки, злобные водители, только и думающие о том, как бы сбить неосторожного пешехода, оголённые провода, заразные нищие, открытые канализационные люки, бешеные собаки, котлованы, заполненные кипятком - всем этим был заполнен мир моей матери, и мой тоже.
Друзей у меня не было, потому что мне запрещалось гулять одному, без мамы, чтобы меня никто не украл, не обколол наркотиками и не убил (все эти страшные вещи усердно твердились мне из года в год, невзирая на то, сколько мне было - хоть 12, хоть 23). Поэтому я сидел дома, читал книги, а когда появился компьютер - залипал в экран. Школа, посещения различных кружков - вот и всё. Так как мне всю сознательную жизнь твердили, что мир - это опасное место, а все люди хитры и подлы, и друзья обязательно меня предадут, а девушки будут изменять напропалую, окружающий мир и людей в нём я боялся и ненавидел. Моей социальной адаптации никак не способствовали и проблемы с одноклассниками в школе, ибо закономерно, что относился я к ним с неприязнью, и они отвечали мне тем же. Впрочем, откровенной травли мне удавалось избегать вплоть до конца 9 класса, а при первых признаках намечающегося пиздеца в самом начале 10 класса я сменил школу на лицей. И хотя в лицее учились нормальные ребята, они тоже относились ко мне с ощутимой прохладцей - всё по тем же причинам. К тому времени я уже искренне поверил, что абсолютно все люди вокруг меня - жестокие и подлые уебаны, и так же искренне желал всем им смерти, причём как можно более мучительной.
Всё начало меняться только с моим поступлением в университет, куда меня "поступили" по знакомству, ибо сам я не знал, кем хочу быть, и не умел озвучивать свои желания (этому я учусь только сейчас). Примерно в то время я начал понимать, что мои отношения с матерью, мягко говоря, нездоровые, а говоря начистоту - токсичные и невротические. После пар задерживаться я не мог - матушка начинала жаловаться, как ей без меня плохо, и моё отсутствие её убивает. Я жже, будучи послушным сыном, страшился таких угроз. Несмотря на все мои усилия сохранять её душевное спокойствие, тогда же начала звучать фраза о том, что все дети - предатели. Когда у меня появилась девушка, я мог проводить с ней только то время, которое мне согласилась выделить мать, и ни часом позже. Иначе - ежеминутные звонки и эмоциональный шантаж. Закономерно, что девушка всего этого не понимала, а я не мог ей объяснить, ибо и сам толком не понимал происходящего.
На втором курсе я встретил людей, которых впоследствии стану называть друзьями. В то же время я впервые попробовал сигареты и алкоголь. Очень скоро пить я начал почти каждый день - чтобы ощутить, что я тоже взрослый, и тоже могу выпить и покурить. Такое вот у меня было инфантильное, подростковое понимание взрослости. В один момент друзья начали мне говорить, что я слишком много пью - а пил я не только после пар, а зачастую и вместо пар, и даже дома, по ночам, втихомолку.
Первыми, кому я рассказал о том, что происходит в моей семье, были именно мои новые друзья. И они меня поддерживали, как только могли, за что я благодарен им поныне. Тогда я уже начинал подозревать о том, что мир вовсе не такое опасное место, каким его представляла моя маменька, и что некоторые люди - вовсе не сволочи и предатели, и что наши внутрисемейные отношения далеки от идеала. Но я никак не мог понять, почему всё именно так, и что с этим делать. Попытки объяснить дома свою позицию не приводили ни к чему - и я начал думать, что виноват в происходящем только я, и постепенно принял точку зрения, что я плохой и негодный сын. Как следствие мучительных поисков своего места в мире, в семье и в обществе я получил полный набор: суицидальные мысли, зарождающийся алкоголизм, проблемы с выражением своих эмоций и злость как на себя, так и на окружающих. Словом, кризис подросткового возраста, который дети проходят в 13-14 лет, настиг меня и ебанул по голове в 22 года - и из-за этого протекал гораздо тяжелее, точно так же, как и детские инфекционные заболевания типа коклюша, если ими заболеет взрослый.
Домой я предпочитал приходить как можно позже, ссылаясь на разные университетские дела. Дома было тоскливо и страшно. Надо добавить, что отношения между матерью и бабушкой тоже были крайне напряженными - чуть ли не ежедневно случались скандалы, а то и потасовки, когда кто-то кому-то вцеплялся в волосы или обливал водой. Догадываетесь, что в них принимал участие и я? Становилось только хуже, когда мать возвращалась с чьего-то дня рождения пьяной. Тогда я всерьёз опасался, что кто-то кого-то убьёт. В общем, атмосферу в доме легко себе представить.
После окончания вуза меня поступили в аспирантуру - хотя мысль об этом меня не слишком прельщала. Но "что-то" лучше, чем "ничего", и я начал писать кандидатскую, успешно убедив себя в том, что хочу стать преподавателем, а впоследствии - профессором и академиком. Диссер я писал абы как, практически из-под палки - просто потому что меня приучили, что есть слово "надо", а свои хотелки можно отложить. А ещё лучше, по мнению моих родителей, было вообще ничего не хотеть для себя, а только отдавать. И отдавать, конечно же, своей семье, а не всякому окружающему быдлу. Но потом в моей жизни случился переезд в другую страну (который мало чем отличался от побега из Шоушенка, лол), и, по сути, я вернулся в подростковый возвраст, и начал учиться быть взрослым уже по-настоящему. Однако это оказалось не так-то просто, с моим набором токсичных заёбов и подавленных эмоций - и мне пришлось прибегнуть к помощи психолога.
Недавно я решил, что было бы неплохо закрыть гештальт, и постараться наладить с матерью общение - как-никак, она моя родительница. Мне хотелось почувствовать свое место на генеалогическом древе, ощущать свое присутствие в родовом клане. Для человека очень важно знать, что он дитя своих родителей. Для того, чтобы смягчить расставание, я перед своим отъездом оставил маман письмо, в котором пытался объяснить свои мотивы, выразить свой страх, свою привязанность к ней, и благодарность за её заботу, хотя она и принимала гипертрофированные формы. В конце письма я написал, что все же люблю её и не виню ни за что, так как сама она росла в проблемной семье. Мне хотелось верить в то, что мы сможем спокойно обсудить все проблемы, и прийти к какому-то консенсусу. "Ведь мы же взрослые люди, да и моё письмо она прочла, должно же было что-то измениться в ней и её отношении к ситуации", думал я. Но, увы, нет. Разразилась буря, которая в былые времена заставила бы меня умолять о прощении и быть образцово-показательным сыном в представлении моей матери. Однако я уже кое-что знал об отношении к взрослым детям в нормальных семьях, и понимал, что такие фразы, как, например, "я для тебя все, а ты меня предал", "твои двоюродные сёстры своих родителей возят в Грецию, Турцию и Египет, а у меня даже жрать нечего" или "я даже замуж не выходила, только чтобы решать твои проблемы", могут говорить лишь о том, что человек настолько глубоко застрял в роли "преследователь-жертва", что попросту не может выйти из неё без собственного желания и поддержки специалиста.
"Ну ладно, - думал я, занимаясь самоутешением - накипело, понимаю, ведь очень больно для обоих разрывать токсичную связь, особенно если она воспринимается как норма. Может, матушка успокоится, и мы спокойно и взвешенно поговорим, и, возможно, найдём общий язык". Хотя за прошедшее время я успел забыть, насколько она неприятна в общении, что во всем ищет негатив, и изливает злобу и желчь на первый же предмет, привлёкший её внимание. И общаться с ней в таком ключе попросту не хотелось, ибо я прекрасно понимал, что нельзя давать себя втягивать в дискуссию, ведь я всё равно буду виноват, и вместо желаемого мной конструктива получится очередная череда бессмысленных препирательств. Но знаете, финишем стало то, когда начался шантаж уже не эмоциональный, а финансовый.
Моя родная мать начала требовать с меня деньги (сумму около 30 000 рублей), угрожая в противном случае физической расправой со стороны неких третьих лиц! Это звучит дико, согласен. Я привык думать, что случаи, когда родители угрожают своим детям некими уголовно наказуемыми деяниями, бывают лишь в книгах, и что в моем случае все далеко не так страшно. То и дело можно прочитать в книге по психологии интервью мужчины или женщины о том, что кто-то из родителей угрожал им побоями, если они не выполнят некие требования. И тут я сам оказался в такой же ситуации! Это просто невероятно, это не укладывается в голове. Я думал, что маменька моя просто неправильно воспитана, и что, возможно, её со временем осияет некий катарсис, но сейчас я склонен думать, что это не поведенческие отклонения, а, скорее, психические. И хотя мне немного жаль, что сколько бы времени не прошло, а никакого диалога у нас так и не получится - но мне надо жить дальше, потому что я у себя один. Хватит с меня комплексов вины, бесконечных угрызений совести, аутоагрессии и прочего дерьма. В данной ситуации я - жертва, и это факт, а чтобы не просирать свою жизнь в бесконечных "а если бы", и не развивать у себя комплекс жертвы (то есть не культивировать мысль о том, что я "маленький человек", и от меня ничего не зависит), надо учиться и брать на себя ответственность за принципиальные решения. И моё решение таково - с матерью я общаться больше не стану. Потому что мне неприятно и я не хочу.
Такая вот у меня история.