Не встававший на колени - стану ль ждать чужих молений? Не прощавший оскорблений - буду ль гордыми прощён?
Я только в Минске понял, что безумно скучаю по Киеву. Скучаю по его центральным извилистым улочкам, вьющимися по горам, скучаю по обилию каштанов, по брусчатых тротуарах, по оглушительному стакатто машин, проносящихся вниз по Владимирскому спуску в сторону Почтовой площади, по золотым куполам, утопающим в море зелени, по атмосфере древнего и в то же время вечно молодого города. По возгласам "вільна каса!" в Макдональдсах, по ужасающему русско-украинскому суржику, звучащему в транспорте и на улицах, по сине-жёлтым трамваям, спешащим от окраины к центру, и по поездам метро, которые с детства знакомым голосом объявляют: "Обережно, двері зачиняються". Скучаю по бескрайней синей глади Днепра, по таинственным островам на нём, по полузаброшенному Гидропарку, и по ВДНХ, где среди монументальных сталинских павильонов гуляют мамаши с детьми и катаются на самокатах и велосипедах подростки, словно олицетворяя собой ростки новой жизни на останках развалившегося государства. Скучаю по Майдану, который совсем ещё недавно был местом народных гуляний, а сейчас как будто возмужал, стал тише и спокойнее. Может быть, этому способствуют гранитные стелы с именами погибших, цветы и лампады возле них, а выше, по улице Институтской, следы пуль на фонарных столбах, и портреты героев Небесной Сотни.
Скучаю по Аскольдовой могиле, где кроны деревьев переплетаются, а их листва, таинственно шумя, рассказывает были давно минувших лет, а по узким извилистым тропках, вющихся вдоль склона Днепра, расхаживает таинственный Хозяин. И по Старокиевской горе я тоже скучаю, где каждый квадратный сантиметр земли дышит эпохой Киевской Руси. А напротив Старокиевской горы возвышается другая гора, Замковая, где переплелись воедино четыре эпохи - таинственное славянское капище, остатки стен замка времён Речи Посполитой, заброшенное кладбище середины 19 века и остатки ограды, окружавшей "глушилку" западных радиостанций во время Холодной войны. А между двумя горами лежит урочище Гончары-Кожемяки, где, по легенде, герой Кирилл Кожемяка поборол Змея Горыныча. Всё это такое знакомое, такое родное - и такое далёкое. Почти тысяча километров отделяет меня от стольного княжеского града, где каждый камень может рассказать сотни историй. Для меня нет на свете города лучше, чем мой Киев. И я с нетерпением жду свидания с ним.
Скучаю по Аскольдовой могиле, где кроны деревьев переплетаются, а их листва, таинственно шумя, рассказывает были давно минувших лет, а по узким извилистым тропках, вющихся вдоль склона Днепра, расхаживает таинственный Хозяин. И по Старокиевской горе я тоже скучаю, где каждый квадратный сантиметр земли дышит эпохой Киевской Руси. А напротив Старокиевской горы возвышается другая гора, Замковая, где переплелись воедино четыре эпохи - таинственное славянское капище, остатки стен замка времён Речи Посполитой, заброшенное кладбище середины 19 века и остатки ограды, окружавшей "глушилку" западных радиостанций во время Холодной войны. А между двумя горами лежит урочище Гончары-Кожемяки, где, по легенде, герой Кирилл Кожемяка поборол Змея Горыныча. Всё это такое знакомое, такое родное - и такое далёкое. Почти тысяча километров отделяет меня от стольного княжеского града, где каждый камень может рассказать сотни историй. Для меня нет на свете города лучше, чем мой Киев. И я с нетерпением жду свидания с ним.